* * *
К дню рождения женщины, чьим сыновьям 27 и 20, а ей исполнялось 46.
Для веселья есть причина!
В цифрах ты её найдёшь.
Мы, твои два взрослых сына, –
Для тебя мальчишки всё ж.
Но в твоём (как мамы) стаже
Наступает перелом:
Мы тебя теперь постарше,
Если нас считать вдвоём.
С каждым днём – такое дело! –
Эта разница растёт,
Потому заявим смело,
Что назад пошёл отсчёт.
Дальше видится всё то же:
Сколько б ни мелькало дней,
Но от них ты всё моложе
И любимей, и родней!
* * *
У нас тут есть так называемый информационный центр, включающий в себя «Свою газету», «Регион» (тоже газетка, но появляющаяся лишь к выборам), ТВ «Аист» и радио «Лик». Все они погано себя вели в предвыборной кампании, потому что кормятся с руки местной власти и за это лижут ей понятно что. Но они ещё и вздумали напасть на меня, поддерживавшего других кандидатов. Ясно, в центре подросло поколение журналистов, ещё не знавшее, что во второй раз на меня нападать не захочется.
ИЗВИНИТЕ...
Все части информационного центра
Сейчас к рассмотренью возьмём
И сразу увидим, какая оценка
Содержится в нём же самом.
Вот помнится, выборы были намедни,
И сколько он вылил вранья!
Откуда его беспардонные бредни
И всякая галиматья?
Да всё объяснимо простыми словами!
Он делал, что делать привык, –
Прочтите-ка первые буквы названий:
«Своя», «Регион», «Аист», «Лик».
И всё, не нужна никакая сатира,
Оценку не хочешь, а дашь,
Поскольку понятны и запах сортира,
И то, куда годен тираж.
* * *
Жильцы возмутились коммунальным обслуживанием и написали в газету. Я «возразил» им.
НА ПУТИ ПРОГРЕССА
Даже странен выпад этот…
Как же люди не поймут:
Новый, прогрессивный метод
ЖКХ внедряет тут!
Навалили грунт – прелестно,
Раскопали яму – ну?
Для здоровья так полезно
Лазить вверх, скакать в длину!
Если воду не подали,
То ушла она куда?
Посмотрите-ка в подвале –
Это разве не вода?
Экономия огромна,
За неё оценка «пять»:
Это ж очень экономно –
Снизу дом подогревать.
МУПу градусов не жалко –
Баню организовал.
Ну-ка, с мылом и мочалкой
Все жильцы – айда в подвал!
Грязный он, зато он жаркий,
Там не трубы, а труха…
Но какие иномарки
У начальства ЖКХ!
* * *
Лидер юных коммунаров выступил в поддержку сексуальных меньшинств.
«МЫ ПОЙДЁМ ДРУГИМ ПУТЁМ»
(В.И. Ленин)
Коммунар, смелее топай!
Как и дедушки, опять
Будем гнаться за Европой,
СэШэА перегонять.
Правда, чем гордились деды?
Каждый был всегда готов
На великие победы
На полях и у станков.
Но не вышло… И в Европу
Ищем новые пути:
А не влезть ли через …
(Как бы рифму тут найти?)
По дороге к коммунизму
Станет сзади горячо,
Если вдруг засадят клизму
Или что-нибудь ещё.
* * *
На краснокирпичном фасаде здания администрации висит чёрный барельеф Ленина (голова). Подняли вопрос о его снятии. Я не всегда за снос памятников и переименование городов. Откликнулся не «за» и не «против».
КОМУ ОН РОДНОЙ?
Срулю Мойшевичу Бланку
И не думалось о том,
Что возьмёт такую планку
Внук, который стал вождём.
Анна Гросскопф била метко,
За еврея выходя:
Немка и отчасти шведка
Стала бабушкой вождя.
Бабка по отцу – калмычка,
Дед неясно кто – чуваш?..
Возникает закавычка:
Кто по крови вождь-то наш?
Мы теперь не верим блефу,
Что же помнить чушь и дичь?
Да к тому ж по барельефу –
Негром был «родной» Ильич.
* * *
Местная власть много наобещала кадетскому училищу, но потом сменилась, а новая заявила: долги накопились, так что когда-нибудь, может быть…
СИГНАЛ
Жди, кадет, заветного сигнала
И впадать в унынье не моги:
Ведь Россия всё-таки признала
Царского правительства долги.
Так и тут: конечно, власть заплатит
То, что задолжала не она.
В административном аппарате
Шестерёнка сдвинуться должна.
Это будет, непременно будет:
В марте или, может, в январе
Возвестит о долгожданном чуде
Звонкий посвист рака на горе…
* * *
Статья была о трудной жизни геев.
НЕ ВСЕМ В ЗАГС
В общем, так или иначе,
Во вниманье всё приняв,
Не найти ответ в задаче,
Кто тут прав и кто неправ.
Нет в штанах большой идеи,
И чего на стенку лезть?
Лично мне противны геи,
Но они на свете есть.
Кто-то в загс, кому-то постриг,
Есть враги и есть родня…
И, наверно, кто-то смотрит
С неприязнью на меня.
Каждый по своей программе –
Всё же мирно проживём.
Но у всех над головами
Не тряси своим бельём.
* * *
На въездах в город вздумали установить кресты. Благочинный в присутствии мэра (хотя должностным лицам запрещено законом выказывать предпочтение какой-либо религии) освятил место. А в городе столько вер! Хоть бы обсудили, посоветовались: никто не возражает? Атеист Булаткин возмутился.
СВИСТ ВМЕСТО ВЕРЫ
Правда, что же за порядки –
Заставлять нас бить поклон.
Молодец, Семён Булаткин!
Я и знал, что ты умён.
Библию прочесть бы мэру…
Ведь она же учит нас:
Тот не верует, кто веру
Выставляет напоказ.
Помолись душою, тихо,
С Богом будь наедине.
Ну, а если мчишься лихо,
И мелькает крест в окне?
Сердце, что ли, он согреет
Нам в автобусной толпе?
Нет, подумаем скорее:
Здесь случилось ДТП.
На лету молиться? Фиг-то.
Тут не вера – только свист.
Подписуюсь – грешный Виктор
Жигунов, не атеист.
* * *
Журналист вскрыл дела местного олигарха, которыми следовало заниматься прокуратуре. Тот пристроился к пирогу ещё в бандитские 90-е и по давней привычке стал угрожать газетчику.
ВСЕ ЗА ОДНОГО
Что за странные напасти!
Удивляйся, но смотри:
Сколько раз четвёртой власти
Заменять другие три?
Поглядел? Мороз по коже?
Ну так знай: людей дуря,
Кое-кто у нас, похоже,
Лет пятнадцать прожил зря.
Он мошенник был не мелкий,
Но теперь – ни в зуб ногой:
Где сейчас «разборки», «стрелки»? –
Век совсем уже другой.
Загребущими руками
На расправу был он быстр.
Но нашла коса на камень –
Сколько звона, сколько искр!
Тут не скажешь: хата с краю…
Чтобы всем нам не пропасть,
Встанем вместе! Точно знаю:
Что плечом к плечу – мы власть.
* * *
Перед выборами по квартирам пенсионеров стали разносить пакеты от имени неведомого молодёжного движения «Партизаны» (носили пожилые тётки). В пакетах – шоколад, чай, кофе. Понятно, подкуп избирателей. Кого не заставали дома, тому вешали на ручку двери. Вообразите, приходит дед, а на его двери чёрный пакет с красной надписью «Партизаны» нерусскими буквами… Часть пакетов вообще повесили на забор: бери кто хочет. Видно, лень было подниматься по этажам.
РАССКАЗ СТАРОГО ПАРТИЗАНА
Эх, война была несладкой!
Помню жуткий эпизод:
Я подполз и шоколадкой
Подорвал фашистский дзот.
Да, не зря ношу медали…
Фрицы пёрли как-то раз –
Мы их чаем закидали
(Больно, если пачкой в глаз).
Как создать преграду танку,
Знает каждый военспец:
Закопаешь кофе банку –
Танк наедет, и конец.
Надоел рассказ мой странный?
Больно много чепухи?
Да какие «Партизаны»,
Уж такие и стихи.
* * *
Звание почётного гражданина присвоили ворюге, о котором весь город знает, что по нему тюрьма плачет. И появился он в городе всего восемь лет назад, а прописался лишь за полгода до присвоения. Всеобщее возмущение.
ПРИКОЛ ОТ ЩИПАЧА
Тащусь, братва! Я тут вот закемарил,
А почтой мне маляву принесло.
Распялил зенки… и не верю шмаре,
Ведь западло – такое гнать фуфло!
Я честный вор, меня в толпе найдёте:
То рупь щипну, то лоха бомбану.
А шмара прёт, что мне и быть в почёте,
Конкретному блатному пацану.
Да что за кипеж? Я тут не при деле.
Но, шевельнув мозгой, просёк вот так:
Раз оборзели, раз офонарели,
То, без балды, мне дуриком – ништяк.
Я не дешёвый фраер, я в законе,
И масть легла, и путь теперь один:
На киче кантовался и на зоне –
Ну, чем я не почётный гражданин?
* * *
Поздравительный стишок женщине, которую я в глаза не видел, только рассказала другая женщина.
В качестве гонорара она купила мне коробку маленьких пирожных, но не утерпела и половину съела.
Об этой жизни не расскажешь в прозе.
Берут то восхищение, то страх.
Была война и тяжкий труд в колхозе,
Потом была работа на торфах.
И дальше жизнь катилась неуклонно
То с веником, то с тряпкою в руке.
Заметно укрепилась оборона
От чистоты в ракетном городке.
Случалось жить, от радости летая,
Случалось быть порою на мели.
Вот позади и свадьба золотая,
Уже и внуки-правнуки пошли.
От прошлого лишь светлое осталось,
А тёмное развеялось, как дым.
И пусть вовек не посетит усталость.
И мы за всё, за всё благодарим.
Когда-то всё давалось трудно, с бою.
Задача на дальнейшее проста:
Идти по жизни, радовать собою
Хотя бы – для начала – лет до ста.
* * *
По уши запятнавший себя чиновник, давно миллионер, ушёл в отставку. Стишок получился очень уж прямой, что я замаскировал названием, а то под суд мог бы попасть.
НЕ О ТОМ, ПРО КОГО ДУМАЕТЕ
Раз не гнали, не просили,
А он вдруг оставил власть.
Это значит, вырос – или
Больше нечего украсть?
Ладно, был бы старый, дряхлый…
И ведь знаем – не дурак.
Может, жареным запахло?
Ой, что будет, если так!
Зазвучит в судебном зале,
Например, такой мотив –
Как недвижимость спускали,
Объявить торги забыв.
Скажут: есть ли нам забота
О напившемся клеще?
Да ведь мы не про кого-то.
Это мысли вообще.
* * *
Директор спортшколы отказался давать сведения о соревнованиях. Видно, опасался, что городская администрация, которой он подчинён, поставит ему в вину связь с оппозиционной газетой.
НА БУКВУ Б
Гром и крик необычайный.
Перст начальника простёрт.
Что секретней всякой тайны?
Детско-юношеский спорт!
Поглядим сурово, хмуро:
В школу, техникум, детсад –
Всюду лезет агентура
ЦРУ или Моссад.
Мы не знали, не гадали,
А ведь вздрогнет вся страна,
Если девочка в спортзале
Криво свалится с бревна.
Мальчик, мчись к воротам смело,
Но при этом думай всё ж:
Политическое дело,
Если мячик не забьёшь.
Будем помнить с одобреньем
О начальственной грозе –
Слово «бдительность» изменим:
После Б добавим З.
* * *
Подполковник запаса, живущий в доме-развалине, раскусил хитрость местной власти, «заботливо» посоветовавшей взять квартиры в собственность и создать товарищество.
Вопросы подполковника
Понятны без труда:
Власть хочет жить спокойненько,
Вот в этом и беда.
Пред нею безоружны мы,
Но всё ж понятно всем:
Когда дома разрушены,
То с ними нет проблем.
К тому-то и ведёт она,
Намерившись сейчас
Всё, что в клубок намотано,
Перевалить на нас.
Как ей досадны жалобы! –
Ну как мы не поймём:
Вот если нас не стало бы,
И нет проблем ни в чём.
* * *
«Какая-то в державе датской гниль», –
Заметил Гамлет, сев в автомобиль.
Ведь это Смоктуновский был, актёр,
В другом кино он хитро «Волгу» спёр.
Не знали принцы про автомобили
И в водяных сетях не знали гнили,
Поскольку просто не было сетей –
Носили воду в вёдрах без затей.
Но если Гамлет ожил бы сейчас,
То вышел бы о нём другой рассказ.
Принц объявил бы, сев в автомобиль:
«Какая-то в десятом РЭУ гниль».
– Какое произведение самое загадочное в мире? – таким вопросом встретил нас замечательный литературовед С.Д. Чихалёв. Мы застали его за письменным столом. Повсюду в кабинете – книги и рукописи. Краем глаза мы успели заметить конверт с иностранной маркой, случайно оставленный на видном месте. Три года назад он лежал здесь же.
– Редкий читатель понимает хотя бы общеизвестные строки, – говорит исследователь. – Например, "Мой дядя самых честных правил... уважать себя заставил". Всем кажется, будто дядю уважали за честность. А Пушкин использовал строку Крылова: "Осёл был самых честных правил". Заставил себя уважать – значит, умер. О мёртвых не отзываются плохо.
Сергей Дмитриевич – основоположник новой науки, первым трудом которой явилась его диссертация "Конкретика семантики поэтики А.С. Пушкина". В некоторых источниках название указано неверно: "Семантика конкретики поэтики". Не следует также путать диссертацию с позднейшей монографией "Поэтика конкретики семантики".
– А Крылов? – продолжает учёный. – "Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела". Хоть бы кто-нибудь задумался: стрекоза не прыгает и не поёт! И по своей величине она никак не могла проситься в дом к муравью. Крылов попросту ошибся. Он переложил басню француза Лафонтена, тот шёл от грека Эзопа. В тех тёплых странах живут цикады. Наш баснописец взял подобное же насекомое – кузнечика, но за стрёкот назвал его стрекозой. Как дворянин и горожанин, Крылов знал природу лишь в общих чертах.
Честно сказать, нам было известно, какое произведение самое загадочное. При широчайшем кругозоре Сергея Дмитриевича всё же основной объект его исследований – первая строфа знаменитого пушкинского "Я помню чудное мгновенье…". Пусть никого не удивит столь узкая специализация – такова современная наука.
– Что такое мгновенье? – спрашивает он. – Или миг. В первоначальном значении это движение век, человек мигает. Но как поэт мог что-либо запомнить, если он как раз мигнул? Кое-кто за рубежом – в частности, в арабских эмиратах – полагает, будто Пушкин подмигнул Анне Петровне Керн. А другим глазом смотрел. Эта гипотеза опровергнута в моей работе "Жмурки с разведёнкой".
Сергей Дмитриевич рано определил свой путь в науке. Поводом послужило романтическое событие. Ещё студентом он однажды утром вступил с девушкой в полемику о знаменитом романсе. Собеседница возбуждённо дискутировала: "А что вчера пел! Он помнит чудесный миг, я к нему явилась! Пожалуюсь в институт, исключат – ещё крепче запомнишь!" Так Серёжа Чихалёв оказался женатым и задумался о силе поэтического слова.
– И почему "чудное мгновенье"? В появлении женщины перед мужчиной ничего чудного нет, женщины попадаются на каждом шагу. Назвал ли Пушкин чудной красоту Анны Петровны? Но как он рассмотрел её с закрытыми глазами? Тем более что Керн промелькнула, "как мимолётное виденье". Он всегда писал сжато, не повторяясь, а вопрос внешности исчерпан четвёртой строкой: "Как гений чистой красоты".
Из груды бумаг Сергей Дмитриевич извлекает пухлый альбом с фотографиями африканцев и со множеством цифр. Поскольку Пушкин был потомком негра, исследователь с ассистентами исколесил "чёрный континент", замеряя продолжительность мигания у разных племён, от бушменов до пигмеев. Его чуть не съели. С риском для жизни добывается научная истина.
– Поэт настойчиво подчёркивает стремительность события. Под словом "мгновенье" он подразумевал краткий период времени – по данным нашей экспедиции, не долее 0,3 секунды. Затем подтверждено – "мимолётное". Ещё дальше – "гений", то есть крылатый и, следовательно, быстро двигавшийся дух. Без сомнения, чудной была скорость Анны Петровны. Она откуда-то выскочила и успела скрыться за 0,3 секунды.
На чертеже учёный поясняет: "Кружок с глазами – Пушкин. Линии – возможные траектории Керн. Пересечь сектор обзора за такой короткий срок нельзя даже бегом. Существует мнение, будто она высунулась из-за угла и спряталась, испугавшись африканского вида поэта. Но ведь сказано – «мимолётное», то есть пролетела мимо".
– Расчёт скорости, – развивает свою мысль исследователь, – заставляет нас повернуть картину происшествия в вертикальную плоскость. В те времена требуемая скорость могла быть достигнута только при падении, допустим, с высокого дерева. Но у Пушкина вертикальный обзор должен быть ограничен. Так мы приходим к предположению, что Александр Сергеевич стоял у окна и в течение 0,3 секунды наблюдал полёт Анны Петровны, сорвавшейся с крыши.
Свой неожиданный вывод Чихалёв подкрепляет результатами поездки в Японию, где он изучал китобойный промысел. Кроме России, добычу китов не запретили только Япония и Норвегия. Дворянки носили корсеты из китового уса и пышные юбки, такая неудобная одежда до сих пор не находила объяснения. Оказывается, юбка способна служить парашютом. Поэтому Анна Петровна не расшиблась. Не развлекались ли наши предки прыжками с крыши?
– Прыжки с матерчатыми крыльями описаны ещё в "Молении Даниила-заточника", XIII век. И снова обращаю ваше внимание на слово "гений". А также на формулировку "передо мной явилась". О человеке было бы сказано "передо мной появилась" или "ко мне явилась", а являются перед кем-либо или кому-либо ангелы. Слово "виденье" (привидение, мираж) тоже нереальное, неземное. То есть в четырёх строках Керн четырежды поставлена в ряд крылатых существ! Она летела мимо на крыльях, надев парашют...
Здесь мы вынуждены прерваться, чтобы предупредить: не всё, чем поделился с нами С.Д. Чихалёв, уже опубликовано. При цитировании обязательны ссылки на него. С вопросами следует обращаться в возглавляемый им институт ЧУМ-1 ("Чудное мгновенье", 1-я строфа). В дальнейшем предполагается открытие ещё пяти ЧУМов, по числу строф. Основанная Сергеем Дмитриевичем наука называется чумистикой.
– Из сказанного со всей очевидностью вытекает, – говорит учёный, – что Анна Петровна летела на аэроплане. Конечно, сразу возразят: историкам неизвестно существование авиации в то время. Выдвину встречный вопрос: а почему Пушкин ни разу в жизни не побывал за границей? Да потому, что его не выпускали: он, носивший придворное звание камер-юнкера (по табели о рангах чин 5-го класса, соответствовавший генералу), знал государственные секреты. Напомню о сложном международном положении после войны 1812 года. Пушкин даже написал повесть "Станционный смотритель", чтобы ввести в заблуждение иностранные разведслужбы – будто Россия не имела транспорта быстрее лошади. Напрашиваются решения многих проблем. Например, в чём настоящая причина дуэли с Дантесом, двойным агентом Франции и Нидерландов? За что получил название город, в котором Керн родилась, – Орёл? Она, в девичестве Полторацкая, в 16 лет вышла замуж за 52-летнего генерала, неестественный брак служил прикрытием: генерал являлся не мужем, а инструктором по пилотажу. Пушкин в привычном для контрразведчика стиле шифровки сочинил стихотворение о военной лётчице.
Географическая карта с написанными на ней фамилиями наглядно разъясняет тайну. Перевалив на пятый десяток, Керн стала женой своего троюродного брата, на 20 лет младше её. Очевидны преемственность поколений авиаторов и строжайшее сохранение секрета: его передавали тем, кого хорошо знали. Анна Петровна снова приобрела другую фамилию – Маркова-Виноградская. Знаменитое стихотворение сочинено в Михайловском, куда она попала из Тригорского, далее направилась в Ригу. С новым мужем она перебралась на жительство в деревушку под Саратовом, потом переехала в Тверскую губернию, окончила дни в Киеве. Петляя, меняя паспорта и явки, она скрывалась от лазутчиков (общеизвестно необыкновенное внимание, какое уделяли ей мужчины), которые могли похитить её и переправить за рубеж для допросов.
– Приведу ещё одно недвусмысленное указание поэта. В письме к Анне Петровне от 28 августа 1825 года он отметил у неё «сильно развитый орган полёта». Это ссылка на науку френологию, определяющую способности человека по форме черепа. Под номером XIII в ней числятся выступы, указывающие на любовь к путешествиям, а она свойственна птицам. Оцените строгость отбора в авиацию: Александр Сергеевич ощупал череп Анны Петровны в поисках шишек! Чем ещё поэт занимался с ней, он откровенно сообщил в письме своему другу Соболевскому в феврале 1828 года, причём часть текста заменена многоточием, цензура не позволила раскрыть секрет. Теперь пора восполнить купюру и сказать, кем был наш великий поэт. Авиатором.
К чести учёного, его следующие наблюдения касаются уже не одной строфы, то есть выходят за рамки специальности Сергея Дмитриевича. Вызывают восхищение как размах исследований виднейшего чумиста, так и его взыскательность к себе, и скромность.
– Начало третьей строфы: "Шли годы. Бурь порыв мятежный развеял прежние мечты...". Летательные аппараты того времени не могли противостоять сильному ветру, покорение воздушного океана оказалось не таким лёгким, как мечтали. А конец строфы – "Твои небесные черты". Нужны ли ещё доказательства?
Уже неловко было задерживать Сергея Дмитриевича. Но он достал папку, в которой пока несколько листов: работа только начата. С.Д. Чихалёв заверил, что открываемое этой папкой направление обещает быть необычайно плодотворным.
– Взглянем на первые буквы слов: "Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты...". В одной строке – я, п, ч, м. В другой – п, м, я, т. Три буквы совпадают! Поэт просигналил: три первые буквы имеют особое значение... Первые три в первой строке – "Я по". Во второй – "пер". Вместе – "Я попер".
Внезапно учёный замолк, поражённо вперившись в страницу. Схватил ручку и принялся быстро писать, что-то бормоча и забыв о нас. Не желая мешать озарению, мы бесшумно удалились. Вслед нам слышалось: "На царя попёр... Декабрист..."
(Опубликовано в «Домашнем чтении»)
С красным флагом, в синем пиджаке,
или Оружие ИКС
интервью
Тем не менее белые пятна есть. Как всегда, власть обманула народ. Вспомним, когда-то на военных парадах по Красной площади провозились ракеты, снятые с вооружения, и то муляжи. Точно так же теперь власть позволила раскопать лишь то, что ей уже не нужно.
Мы встретились с сотрудником учреждения, о чьём существовании никто не подозревает, хотя результаты его деятельности видны всюду, на любой улице, в каждой квартире. Собеседник просил не открывать его фамилию. Мы зашифровали ещё надёжнее: называем его разными именами, чтобы власти, разъярённые нашей беседой, не смогли вычислить этого честного человека.
– Степан Платонович, ваше учреждение настолько секретно, что даже именуется ИКС. Чем оно занимается?
– ИКС – аббревиатура, означающая Институт коммунистической символики. Как известно, большевики собирались распространить свой строй на весь мир. На гербе СССР изображался земной шар, чего нет ни у одной другой державы. Новым государствам требовались флаги и гербы, которые и создавал наш институт. Его работа держалась в строжайшем секрете, как всё связанное с подрывной деятельностью, с финансированием зарубежных компартий.
– Велик ли институт, Марья Петровна?
– У нас два основных сектора – икон и хоругвей. Каждый состоит из нескольких секций: например, в сектор икон входят секции геральдики, фалеристики, нумизматики и прочие. Есть подразделения, относящиеся к обоим секторам (в частности, лаборатория эмблем) или, наоборот, независимые от обоих.
– Извини, Петя, сразу много вопросов. Что за иконы и хоругви в коммунистическом институте?
– Хоругвью на профессиональном языке называется всё, что носят на древке: знамя, транспарант, портрет для митинга и так далее. Но тот же портрет на стене – уже икона. Также к иконам мы относим ордена и медали, монеты, значки. Для каждой разновидности у нас отдельный коллектив: комитет воинских знамён, отдел памятных и переходящих, группа спортивных стягов, бюро государственных флагов...
– Зия Соломоновна, неужели предмет настолько сложен? Ведь всего-то кусок материи одного-двух-трёх цветов, на нём какая-нибудь эмблема.
– Уже упомянуто, что эмблемами занимается целая лаборатория, – значит, есть чем заниматься. Скажем, на турецком флаге изображены полумесяц и звезда. Раньше звезду помещали между рогами полумесяца, что астрономически неверно, так как сквозь луну звёзды не видны. Теперь звезда отодвинута. Лаборатория так разрослась, что встал вопрос о выведении из неё отделения товарных знаков.
– А цвет, высокочтимый Бай-хан? Например, флаг СССР был сплошь красным – что тут сложного?
– Это цвет огня и крови, поэтому он очень активен. Известно, что комната с красными стенами кажется теплее, чем с голубыми. Недаром художники делят краски на тёплые и холодные. В красном ресторане посетители заказывают больше мяса. Этот цвет пробуждает кровожадность.
– Его качества учитываются при создании флагов, Франсуа-оглы?
– Обязательно. Ведь достаточно поднять над толпой красный флаг, чтобы люди возбудились и пошли что-нибудь разрушать. Напомню, что и быка, хотя у него чёрно-белое зрение, дразнят красной тряпкой. Не зря флаг этого агрессивного цвета был и у третьего рейха. Но плачевный конец рейха известен. Если по всей стране развешать красные флаги и транспаранты, в стране наступит разруха.
– Рейх не сам себя разрушил, многомудрый Швили-бобо.
– Конец был бы одинаков в любом случае. Советский Союз победил в войне, но всё равно докатился до разрухи, потому что остался с прежним флагом. А Германия догадалась после поражения сменить флаг – и теперь процветает. Взгляните на другие страны, у которых красные флаги: Албанию, Вьетнам, Кампучию, Китай – какое там благосостояние? Красный цвет оглупляет людей, на Руси бытовала пословица "Дурак любит красное" (в советское время негласно запрещённая). Сравните, у Израиля флаг бело-голубой, в результате евреи умные.
– На флаге России, дорогая Иена-тян, теперь тоже белый и синий цвета.
– И красный. Смысл российского флага в целом – умная голова, да дураку досталась. Кстати, синий – цвет согласия с вышестоящими. Цвет неба. Любая власть имеет шанс устоять, если опирается на синее. Именно поэтому Мао Цзэдун всех одел в синие куртки. Распад СССР мы предвидели за многие годы.
– При чём же здесь синий цвет, усто Дэе-бей?
– Возьмём хотя бы недавнюю историю. Народные депутаты СССР на свой первый съезд собрались кто в чём. Но постепенно, от съезда к съезду, в зале становилось всё больше синих костюмов. Кажется, один Оболенский (тот, что выдвигал себя на место Горбачёва) до конца остался в белом. То есть было понятно, что эти депутаты послушны президиуму, ничего для народа не сделают, и республики побегут из Союза. То же самое потом произошло с депутатами России, среди которых только женщины и военные не посинели. Не требовалось особой прозорливости, чтобы по пиджакам предсказать конец советской власти.
– Удивительно, Алёнушка. По пиджакам – судьбу государства?
– И судьбы политиков. Мэром Москвы был Гавриил Попов. Он не только синих, но и вообще никаких пиджаков не надевал, всюду показывался в свекольном свитере. Естественно, его выжили, мэром стал Лужков в синем костюме.
– Признаться, Джузеппе, трудно было ожидать, что ваш институт настолько серьезен...
– Даже я рассказываю не обо всём, так как хочу только предостеречь, но не повредить. Символика и сейчас используется разными партиями и движениями. По сути это оружие массового поражения. Допустим, если бы коммунистам удалось распространить в Америке моду на красное, то не надо было бы "догонять и перегонять", тратиться на содержание мифической компартии США: американцы сами передрались бы друг с другом и отстали. В запаснике у нас хранятся образцы символики, ожидающей применения. Однажды туда случайно зашёл юный аспирант... и теперь он на излечении. Называет себя Леонидом Виссарионовичем Хрущёвым и пишет на стенах: "Голодранци усих краин, гоп до смыку!"
– Вы считаете, фрау Федоренко, что следует распустить ваш институт и уничтожить его продукцию?
– Ни в коем случае. Это всё равно что для борьбы с болезнями закрыть аптеки. Надо постепенно, в безопасных дозах, вынести на свет всё, что сейчас за семью печатями. Нашими сотрудниками, несмотря на мощное противодействие сверху, почти завершён учебник "Блазонирование: история с географией". Блазонировать значит описывать герб. Фалеристы готовят выставку орденов, наша коллекция – богатейшая в мире, потому что нигде не существовало такого, как в нашей стране, количества наград. К сожалению, недавно мы были вынуждены отказаться от высшего отличия, кажется, из Сомали – золотого кольца в нос, так как его предлагали вместе с головой. Зато британский Грюнвальдский крест из платины, с бриллиантом в центре, мы выменяли на фарфоровую чашку Дулёвского завода с надписью "За внедрение в производство автобуса ПАЗ-32-05".
– Бриллиант за чашку, дон Пэр фон де-Гранд?!
– Она уникальна ошибкой в надписи. Автобусный завод, заказывая чашку для своих передовиков, указал модель автобуса – ПАЗ-3205. Но на фарфоровом заводе художник не знал разницы между номером модели и номерным знаком автомобиля. Он "поправил", вставив чёрточку – 32-05. Потом об ошибке кто-то из передовиков написал в газету. А там редактор знал разницу. Он убрал чёрточку, и заметка стала бессмысленной. Так что в чёрточке отразилась вся наша страна Советов, где каждый выполняет свои прямые обязанности кое-как, зато лезет к другому с советами и исправлениями. Смотрите, чтобы с этим интервью не произошло что-нибудь подобное.
– Постараемся, уважаемое Топорище Ивановно. Благодарим за беседу.
– Я только добавлю, что в связи с крахом коммунизма наше учреждение теперь переименовано в научно-исследовательский институт флагов и гербов. Упомянутая чашка была снабжена биркой "Из фондов НИИФиГа".
Беседовал В. ЖИГУНОВ
(Опубликовано в «Литературной газете»)
(Опубликовано в «Литературной газете»)
Комментарий
И вот однажды, когда он опять уселся, я пошел якобы на кухню. Телевизор у нас возле двери, и я мимоходом выключил звук. Дверь прикрыл и за ней притаился.
Слышу, Вовка заёрзал и руки потёр. Началось, значит.
– Здравствуйте, товарищи! – заговорил я, изменив голос. – Начинаем репортаж о матче между футбольными командами...
Какими командами, я забыл посмотреть в программе. Ясно только, что обе не наши, потому что это был чемпионат мира. Ничего, Вовка сам знает. Я вроде бы отвлёкся событиями на поле:
– Мяч у Страдивари... Амати... Гварнери...
Вовка же всё равно с иностранными игроками не знаком.
– Матч вызвал большой интерес публики, – продолжал я. – Билеты распроданы задолго до его начала. От исхода игры зависит положение команд в турнирной таблице. Поэтому соперники намерены вести бескомпромиссную борьбу... Мадера… Пас Шиллеру... Идёт вторая минута игры, счета нет – 0:0.
– Как же нет? – спросил необразованный Вовка. – А 0:0?
– Обе команды хотят победить. Но для этого надо приложить немало усилий. Впрочем, футболистам не привыкать к трудностям. На пути к сегодняшней встрече они преодолели много препятствий.
– Гол! – крикнул Вовка.
– Да, вот и открыт счёт. Сейчас вы увидите повторение этого момента. Итак, 1:0.
– А в чью пользу? – спросил он.
Я открыл дверь, будто с кухни пришёл, и сказал своим голосом:
– Чего кричишь? Кто забил?
– Вон те, которые потемней.
На экране было написано иностранными буквами: «Египет 1. Люксембург 0». Я опять скрылся в коридоре и продолжил:
– Конечно, неприятно футболистам Люксембурга начинать с центра поля. Но времени впереди много, могут быть разные перемены. Если у вас приёмник чёрно-белого изображения, то футболки египтян выглядят на экране темнее... Активно началась игра, пяти минут не прошло, а мяч уже побывал в воротах... Иоганн... Себастьян... Бах... Обе команды состоят из лучших игроков своих стран. Вот, например, Бюль-Бюль-оглы, шестой номер египтян. Он, правда, неграмотен. зато вся его жизнь посвящена футболу. В короткий срок он прошел путь от...
– Го-oл!
– Интересный матч. Что делается на трибунах! Мяч в сетку послал Ришелье с подачи Кукушкина. Засчитают ли гол? Нам с вами показалось, что было положение вне игры.
– Сравняли! – крикнул Вовка мне на кухню.
– Не приставай! – отозвался я громко. И снова чужим голосом: – Футболисты обнимаются, поздравляют друг друга. Борьба начинается сначала.
Я вошёл в комнату:
– Стоит посмотреть?
И я мимоходом вкрутил громкость.
– Во играют!.. Ну вот, – недовольно заметил Вовка, – комментатор чего-то сменился. Тот почти не мешал.
До конца игры он искал на поле Кукушкина.
(В газете «Дело»)
вступление к поэме
Нет, пора,
похоже,
стать построже.
Не транжирить мыслей и чернил.
Вот вчера –
о боже,
что за роже
я куплет на память сочинил!
А всерьёз писать берусь нечасто:
то пристанет вот такой нахал,
то сосед упросит, то начальство…
Сколько я всего напосвящал!
Горько, что эпохе бесполезны
те стишки…
Прогрессу вопреки
через них в бессмертие полезли
лодыри и просто дураки.
Нет, преодолею мягкотелость!
Вот опять я разложил тетрадь,
но кандидатуру захотелось
истинно достойную избрать.
Подорвать снаряд, а не пистоны!
И заметил, гордость не тая:
песнопений многие достойны –
он и ты, оно и мы, и я.
Кстати, я. Ну справедливо ль это:
в честь кого мы только слов не вьём,
но никак не воспоём поэта,
если он имеется живьём!
А когда планета, мной удобрясь,
между звёзд помчит мой прах во тьму,
воссоздать мой многогранный образ
не под силу будет никому.
Да и ни к чему тогда награда.
Слава-то при жизни дорога.
Даже я, писатель, – мне бы надо –
не читал Гомера ни фига.
Сотню лет, ну две по крайней мере,
помнят, знают, а потом – провал…
Кто читает Данте Алигьери?
Очень нудно парень рифмовал.
Скажут: «Ограниченность мужичья!»
Нет, увы. Устаревает всё…
В общем, надо самообслужиться
(примечанье: странное словцо:
в нём приставка «само» и вторая
доля с тем же самым смыслом – «-ся»),
ценных мыслей в Лете не теряя
и чужого дядю не прося.
Кажется, не проще ли простого
даром не расходовать ума?
Пусть Наташа, например, Ростова
о себе писала бы сама.
А Толстой не ждал бы озаренья
о девичьей внутренней борьбе –
он в освободившееся время
тоже написал бы о себе.
Это было б глубоко, правдиво!
Ну, итак:
новатор и смельчак,
я нашёл героя всем на диво
и уже я не могу смолчать.
Чтобы счастьем род людской прогрелся,
усмотрев поэта на корню,
ради социального прогресса
о себе поэму сочиню!
(Если ж у моей могилы в плаче
лишь родня была бы – без венка, –
то необходимо мне тем паче
самому ввести себя в века).
…Тема есть.
С названьем дело хуже.
«Я» – идею выразит мою.
Но нескромно. И старо к тому же.
Потому даю названье «Ю».
1976
Про гроб
чего тут парню жаль?
Шумят и мыслят сосны,
пытливо глядя вдаль.
В сети весенней сини
колышутся дубы...
А жалко древесины,
идущей на гробы!
Жестока смерть чертовски –
и как ей быть не злой?
Но для чего же доски
заваливать землёй!
Распелся соловейко:
да эх, да ой, да ну...
Хоронят человека,
подушку и сосну.
Ах, был он ярким перлом –
бесстыдно врут друзья...
А веке в двадцать первом
за ним пойду и я.
Не говорите глухо,
не капайте на труп,
скажите: жил он глупо,
хоть в общем был неглуп.
И, через щёлку пылко
взглянувши на вдову,
забитый, как посылка,
я в вечность отплыву.
Нет-нет. Иссякнут рощи.
Отправлюсь налегке:
не в дереве, а проще –
в пластмассовом мешке.
Не хочется мне так-то...
Пока я не угас,
для траурного акта
не выбрать ли сейчас
тесину подлиннее?..
Лопату я беру.
Вершись, озелененье!
Гуляю по двору,
закапывая шишки,
шепча: вот здесь одна...
А через месяц – ишь ты,
покажется сосна!
Солидный ли зажиток
доска – за жизнь, за труд?
Но вдруг и ту зажилят,
а самого сожгут?!
Вопросы горше редьки
уж не дают и спать...
Скорее помереть бы.
...И чуши не писать.
Умиление-ХХ
моторы, скороварки, тормоза...
Мы в технику вросли, мы к ней привыкли.
Хотя былинку встретишь – и слеза
шибает в нос. Не выползет на щёки.
Мы в тайне умиление храним.
Но вот бегут по улицам потоки
машин. Я прилепляюсь сердцем к ним.
Ну что листок? Болтается на ветке,
а та из клумбы выперла сама.
Совсем не то – ракеты и ракетки,
электровозы, шпиндели, дома.
Над ними мы работали до стона.
Они – родные до последних клемм.
Что ж больше умиления достойно –
природа или техника? Затем:
для собственной же пользы дуб и редька
из СО2 выпихивают О.
А если бы нам это было вредно?
Они б не поменяли ничего!
А если бы вредили нам машины?
Да их бы вовсе не было тогда!
Они друзьями стали нам большими.
Нам не друзья лопух и лебеда.
Мне возразят: "Но был бы воздух спёртым
без них. Его машины портят". Но
мы тоже постоянно воздух портим
(особенно когда несём бревно).
Я так скажу: уж если удивляться,
то технике и выдумке, труду.
Во мне всегда такая вспыхнет ласка,
как мимо железяки я пройду!
Без разных сплавов жизнь была бы гадкой,
а без пластмасс вконец бы я зачах.
Случается, застыну перед гайкой,
любуюсь, даже слёзы на глазах.
Немало шпонок на заметку взято,
а сколько их увижу на веку!
Эй, лампочки, педальки, тормозята!..
Ты слышишь, птичка в ходиках? Ку-ку!
Духовная пища
но собственные вирши не ценю.
Как к ресторану, обратясь к журналу,
читаю содержание. Меню.
Вначале, как холодная закуска,
идёт передовица про искусство.
На первое – роман. Навалены в сюжет
любовь, морковь, мечты, абзацы, бред.
Лавровый лист – себе оставил автор
(плести венок). И соли тоже нет.
Поэму предложили на второе.
В ней каша мыслей. Кушанье сырое.
И тем, кто разжевать не сможет это, –
котлета (критик сделал из поэта).
Мозги. Статья, под нею подпись «проф».
Но пожалели на неё мозгов.
А кто голодный очень, тем дают
ещё цыплёнка с надписью «дебют».
Без третьего была б сухой еда.
Рассказ юмористический. Вода…
Я эти вот стихи пишу от сердца,
а подадут их в качестве десерта.
Журнал закрыт. Проглочен и забыт.
Почувствовал я, что по горло сыт.
Выплёвываю горькие слова,
и не живот болит, а голова.
7.3.75
Лицом к истине
Я всю ночь рассуждаю, где истина, –
днём твердят мудрецы то да сё…
Капля падает в бочку таинственно.
А чего она? Бульк, да и всё.
В обыдёнщине кружимся, рушимся,
упаду, и обида берёт:
обладаю ж кой-чем выдающимся!
Скажем, нос выдаётся вперёд.
Сколько маяться? Чтоб не отчаяться,
я сижу, крепко взявшись за нос.
Умник выскажет мысль – удаляется.
Сам не понял, чего произнёс.
Эх, заботы друг другу приносим!
Измышленья, статьи, колдовство…
Я мечтаю лицом (ну, и носом)
повернуться к истоку всего.
Всё солидно звучит: то, что мудро
и что глупо, – возьмись разобрать!..
Я вконец заблудился под утро
и забылся, уткнувшись в тетрадь.
И во сне – вот несёт их нелёгкая! –
мысли, фразы… Не те и не те.
Вдруг проснулся, ресницами хлопая…
Вот же истина – в чистом листе!
29.3.75
Доска
И я не сплю. Но лаять-то зачем?
Я тему для раздумий взял из списка
проблем, философем и теорем.
Звезда взойдёт – уже вопросов сотня.
Закаплет – буду мыслить о дожде.
А если нет событий, как сегодня,
так я хотел подумать о доске.
Мои творенья глубоки и строги,
ещё приятней завтрашний прогноз.
Но я пишу классические строки
в домишке, предназначенном на снос.
Вот бросятся потом: музей-квартира…
А дома нет. И мусор ветром сдут,
все умерли, и нет ориентира...
Мимо-реальный комплекс создадут.
Доску повесят: «Жил, творил…» Побаски!
Здесь натворишь! Топочут над душой
хозяева, соседи, дети, бабки.
А я терплю, поскольку дом чужой.
Так вот, чтоб после не стыдиться миру
бесчувствия к поэту своему,
я предлагаю: дайте мне квартиру.
А памятник мне вовсе ни к чему.
Доколе будет так: поэт пылает,
мы им не дорожим. Потом ханжим.
…Иссякла тема. Вновь собака лает.
Порассуждаю про собачью жизнь.
30-31.3.75
В ажурной тени
Солнце светит, ветры веют.
Я гамак себе достал.
Понемногу бронзовею...
Приготовьте пьедестал.
Друг мне пишет: 'Тянешь лямку?"
Даже больше – две тяну.
Выбрал ясную полянку,
погружаюсь в тишину.
Не поддавшись мелкотемью,
взялся...
Эх! В разгаре дня
старый дуб лохматой тенью
наползает на мена.
Солнце блещет, брови хмуря:
ну-ка строчкой прозвени...
"Как живёшь?"
Пишу: в ажуре.
"В блеске славы?"
Нет, в тени.
Вот моя бы власть и сила,
я бы этой тени…
Ведь
по названию красива,
а мешает бронзоветь.
Может быть, скажу и дерзость,
но закон у жизни глуп:
соберёшься что-то сделать –
помешает старый дуб.
И не спорь, не огрызайся.
Крепок данный дуб пока.
"Так за что ты всё же взялся?"
Да за бортик гамака.
Я, сойдя на землю плавно,
прохожу сквозь самый зной.
Эта ясная поляна
пишется не с прописной.
Хоть в лесочке здоровее –
прозвеню и на дому...
Много всяких бронзовеет,
а работать-то кому?
С приветом!
но тут уж далеко зашло...
Приёмы самбо я показывал
и головой разбил стекло.
Дверное. Друг сказал: толстенное!
Ну, это ладно, пустяки.
Но вот какое совпадение:
с тех пор легко пишу стихи.
Наверное, аппаратуру
на место сдвинуло во лбу.
Глядишь, и дверь в литературу
я головою прошибу.
Пишу. Всё громче залп от залпа.
"С приветом ты", – твердит семья.
Спасибо, друг. Спасибо, самбо.
Спасибо, дверь.
С приветом.
Я.
Дважды два
Я до рассвета по квартире
ходил и думал: дважды два –
неужто всё-таки четыре?
Вопрос, вы думаете, прост.
Но это если брать на веру.
А уцепись - и тянешь хвост
сомнений, трудностей... К примеру:
вот было б дважды два – шестьсот,
тогда мы в космос бы летали,
не разжигая звездолёт,
а нажимая на педали.
А если дважды два – один?
Да поглядеть на дело шире...
Тогда имел бы магазин
слегка подпиленные гири.
Решишь, и всех опережай.
Японцы темп набрали? Что там!
А мы повысим урожай
арифметическим подсчётом.
Наш век свершеньями богат,
детей компьютерами учим,
и стыдно верить в результат,
что был на палочках получен.
А. сколько будет дважды две?
А дважды двое? Приступ счастья
я ощутил, раз в голове
так много может помещаться!
Недаром целый мир затих,
уснули все, повесив брюки,
когда старался ради них
безвестный труженик науки.
Я недосплю и недоем,
и пусть паду я жертвой ранней,
но сколько есть ещё проблем,
какое поле для исканий!
Книга
Что-то стало тяжело.
Присмотрелся – мать честная! –
книга весит полкило.
Вот раздули эпопею!
Разжевали… Что я, туп?
Вот прочту – и опупею
(надорву, выходит, пуп).
Есть, и то нельзя от пуза,
а читать – такой предмет:
животу не надо груза,
голове нагрузки нет.
Если связку книжек драных
понесём в последний путь,
их оценят в килограммах,
а не в битах как-нибудь.
И рожденье книги тоже
для читателя кошмар:
чем она скучней и толще,
тем весомей гонорар.
Я и встал, презреньем полнясь,
книгу бросил – ведь она
потому зовётся "повесть",
что по весу ей цена.
Красная нить
да что-то стих пошёл хромой...
В окошко всунулась по пояс
калина в шали с бахромой.
И сообщила по секрету:
"На слово "пакля" рифмы нету.
Лишь на Кавказе есть одна".
И локотки сняла с окна.
Что за подруга, извините?..
Гляжу, а нету красной нити,
и чем стихи соединить?
Калина своровала нить.
Цыганки с шалями не так ли
глаза отводят чепухой?
Ведь рифма всё же есть у пакли –
"спектакля" (если он плохой).
Срезая пуговицы
Дыра такая – ай-я-яй...
Хоть я любил тебя, но баста –
как слёзы, пуговки роняй.
Стремясь отсрочить миг разлуки,
ты не сошла с колен ещё,
бессильно обнимаешь брюки...
Но брюки что – штаны, и всё!
Утешься, гордость Мосшвейпрома.
Под горло пуговки губя,
я допустил бы жуткий промах,
бездумно выбросив тебя.
Уйдёт жена, уедут братья,
пальто не требуется в зной,
твои же тёплые объятья
во все невзгоды шли со мной.
Построю мысли по ранжиру –
одна тактично смотрит вбок,
не бередя утрату: "С миру
но нитке – голому клубок".
Как раз на ниточке повисло
существование твоё;
всегда материя первична,
всегда вторично вторсырье.
Когда и я приду к пределу,
встречай меня в стране теней:
своя рубашка ближе к телу
(но, правда, майка мне родней).
Встаю, от горьких дум шатаясь.
А ты свалилась в забытьи.
И светлой памятью остались
в коробке пуговки твои.
В ресторане
с чёрной костью поперёк –
словно розочку в бокале
мне прислал покойный Блок.
Антрекот – не из-под пресса ль?
Растянулся до колен.
С виду – ухо, что отрезал
у себя же Ван-Гоген.
Подошла одна из дур.
Чаевые? Хер ей дал!
В чае кто плывёт, как Тур,
извините, Хейердал?
* * *
Премьер или, может быть, спикер.
Народу обоих не надо.
Он лица безропотно вытер.
Но всё же останутся пятна:
Из луж столько грязи летело…
И каждому стало понятно:
Политика – грязное дело.
(все напечатаны в моих сборниках,
а часть – сначала в других изданиях)
Хиханьки под дубом
всех листьев ни за что не перечислить –
хоть что-нибудь пытаешься понять
и поневоле начинаешь мыслить.
Станислав КУНЯЕВ
Стихию стихотворства не унять,
моих произведений не исчислить –
зачем теперь, хотел бы я понять,
я начал ко всему ещё и мыслить?
Не оттого ль, что стукнуло листом,
активнее пишу стихотворенья?
Ведь был ударен яблоком Ньютон –
и вот закон земного притяженья!
А если упадёт толстенный ствол?
Поэму сочиню! Мороз по коже.
Я дерево на улице нашёл
и встал поближе – свалится, быть может.
Стою и твёрдо верю: я неглуп.
Среди прохожих вызываю споры.
Один сказал: "Какой красивый дуб!»
Другой хихикнул и спросил: «Который?»
(газ. «Московский комсомолец»)
Мрачное солнышко
цинической заботой о бессмертье.
Владимир КОСТРОВ
Увы, мой стих – на свете не жилец.
Позор учителям! И медицине.
Вконец
я рассердился наконец
и Пушкину заметил: "Ах вы, циник!"
Нет, мелкому стремлению во властъ
я не отдамся (не возьмут к тому же).
Я не хочу в бессмертные попасть,
и должен я писать как можно хуже.
Ласкает слух прозванье "бракодел".
Соскучился бы я на пьедестале...
Добьюсь разносов. И – мечты предел –
потом добьюсь, чтоб вовсе не читали.
Концерт для бибикалки с оркестром
удалой бубенец ямщика?..
Спой ты песнь за рулём, на работе.
Анатолий ЧИКОВ
Такси пропело тормозами
от си-бемоль до си-бекар,
Шофёр нарвался на экзамен:
«Какой у вас репертуар?»
Он затянул: "Куда, куда вам?"
Я оборвал: "Не голоси!"
"Ну да, а то людей задавим".
Эх, жалко упускать такси!
"Что ж, сам спою, – решил я, – ладно.
Тогда ты счётчик не включай".
...Таксист провёз меня бесплатно
и сунул мелочи "на чай".
(«Литературная газета»)
Холостая мужчина
и стану снова молодой.
Борис СЛУЦКИЙ
Жил я, жил, стихи катая.
Вот и встал вопрос в упор:
я, красивая такая,
незамужний до сих пор.
Так мечтала красоваться
в подвенечном пиджаке!
Что же ты, подруга Вася,
затерялся вдалеке?
Ну и рифма-озорница!
Сладить с ней – великий труд.
И приходится женитъся,
если замуж не берут.
Мечта о гусином пере
когда идём и машем.
...И каждый может полететь…
Иван ЛЫСЦОВ
Я – орёл. А думают, что галка.
Голос взял у соловья. Да жалко,
что на ухо наступил медведь.
Выпить бы. Как заяц, окосеть.
Многое у братьев наших шустрых
можем взять для пользы и красы.
Ходят соболя в собольих шубах,
у меня всей шубы – лишь усы.
Рогоносцы, перестаньте хмуриться!
Нам клешни бы, гребни, хобота!
Вот пишу, как лапой пишет курица…
Плохо без гусиного хвоста.
Я поэтом стал большим, расейским.
А каким бы сделался потом:
не в пример творцам с умом и сердцем
написав новаторски – хвостом!
Ногу поднял – это поза аиста.
Всё я серый, вроде воробья…
И никак стихи не получаются,
потому что голова – своя.
Вот парадный подъезд!
…Мечта поэта!
Виктор ГОНЧАРОВ
Всё смешалось в доме... Чёрный вечер.
Ветер, ветер! И заря, заря!
Это чей костёр в тумане светит,
как живой с живыми говоря?
Выхожу я, в общем, на дорогу.
Сквозь туман блестит знакомый путь.
Я учился в школе понемногу
не чему-нибудь, но как-нибудь.
Наши жёны – ручки заряжёны.
Где ж лазейка в соловьиный сад?
Всё в чужие строчки заложёно –
да, что делать! Эх, кто виноват?
Но – о дайте, дайте мне удачу!
Уж сочтёмся славой как-нибудь.
Не жалею, не зову, не плачу –
торжествуя, обновляю путь!
(«Литературная газета»)
Пища для раздумий
уж не бывать – во все века!
Глеб ГОРБОВСКИЙ
Было дело, я купил консервы.
Вдруг над ними замер, не дыша:
эту банку я открою первый!
Только я съем этого ерша!
Как-то весь внутри облагородясь,
понял: мне впервой её нести
(замечайте – мудрости колодезь)
в этот час по этому пути!
Все мы, соответственно наукам,
повторимся лет через пятьсот.
Но другой едок не тем проулком
уж иную банку понесёт.
А вот этой – я один владею!
И поспешно в ней пробил дыру:
как бы эпохальную идею
не стащил коллега по перу!
Вдруг да он такой же мозговитый?
Я с опаской поглядел кругом.
Съел ерша неповторимой вилкой
за неподражаемым столом.
Чисто вытер уникальный соус,
скушал исключительный хребет…
Банкой погремел – и не освоюсь
с грубой правдой: ничего в ней нет.
(ж. «Москва»)
Взгляд на любовь
Целуются! Прекрасно это.
Виктор БОКОВ
Ура, сюда свернули! Думал, мимо.
Любовь пугает, может быть, ханжу.
А я к ней отношусь весьма терпимо.
Целуются? Прекрасно. Погляжу.
Но почему не вспомнят: несподручно
глядеть украдкой в уголок стекла.
Куда-то всё левей ведёт подружка.
А у меня тут шея затекла.
Да вроде им и целоваться рано!
Вот взял бы я хорошую вожжу...
Ага, опять целуются! Прекрасно.
Пойду-ка их родителям скажу.
(«Литературная газета»)
Вечер на рекаке
Сергей ХОХЛОВ
У речки – зябко, пусто
(капуста).
Струится вязко тина
(скотина).
Едва качнулся бакен
(собакин).
И лезет в воду рак
(дурак).
(«Литературная газета»)
Пропащая голова
Только всё же повезло,
Ветром голову не сдуло
И в кусты не унесло.
Александр КУНИЦЫН
Шёл я лесом. На поляну
вдруг попал – из тьмы на свет.
На себя случайно глянул,
вижу, туловища нет!
Ах ты, ох! Застряло разве
в чаще?.. Я – скорей назад.
Стоп... А это чьи завязли
ноги там?.. Мои стоят!
Почесать хотел затылок.
Руки где ж?.. Тю-тю! Увы.
Голова ль моя, семь дырок…
Ух ты! Нет и головы!
Видно, это к непогоде.
Или шутка?! Всё. Хи-хи.
Ну, куда такой я годен?
Только так… писать стихи.
Всё нашёл я. Неумело
вновь свинтил. Ухлопал день.
Но волнуюсь: вдруг да село
что-то где-то набекрень?
(ж. «Юность»)
Течение
Пишешь, любишь. Голоден и сыт.
Чуть забылся, только отвернулся –
года нет!
Работают часы.
Владимир СОЛОУХИН
Родился – и с тех пор живу всё время.
И надо бы прерваться на учёт.
Но, может, вздорны эти подозренья:
что жизнь – сказать-то совестно! – течёт.
Я строгим взглядом в ходики уткнулся.
А стрелки притворились, что стоят.
Едва забылся, только отвернулся –
и убежали. Сложный аппарат.
А что есть жизнь? Скажу подробней малость.
Ну, это... ешь и спишь... У всех одно,
но я ещё пишу (вы догадались?)
да вот голодным не бывал давно.
Когда заснёшь, она течёт быстрее,
когда наешься, как-то легче жить...
Вот погодите, эта мысль созреет –
смогу ещё подробней изложить.
(ж. «Москва»)
Лежал в тарелке подзатыльник
Не угощенье
И не похмелье
Натощак.
Владимир ХАРИТОНОВ
Я против ужинов обильных,
но тут уж вынести не смог:
лежал в тарелке подзатыльник
и по-домашнему пинок.
Ведь мало этого мужчине!
Ну ладно. Всё во мне кипит.
И я сказал жене: "Отныне
кормить нас будет общепит.
В столовой выбор блюд прекрасен.
Щелчки в сметане – это мне,
а также выговор в приказе
и отбивная по спине.
Тебе же – фирменная взбучка.
Обоим – крепкий нагоняй...".
Смотрю, жена темнеет будто.
Подходит. Э, не надо... Ай!
Отбиться не хватило духу,
от голода не стало сил...
И долго, съевши оплеуху,
я зуботычину курил.
(«Литературная газета»)
Очень серенький козлик
На страже капусты стояла.
Пустила Козла в огород,
И... вскоре капусты не стало.
Василий СТЕПАНОВ
Уходят века и моменты.
Стал редок в тайге крокодил.
Я помню из древней легенды,
что козлик у бабушки жил.
Слеза, не блесни и не брызни!
Он умер. Но буду суров,
хотя ни в сказаньях, ни в жизни
с тех пор не встречаю козлов.
Я понял: идёт вымиранье...
И в неувядаемый стих
вложить я обязан морально
всё то, что запомнил о них.
И вот что поведаю свету,
когда просижу до зари:
что ели они... ну, вот эту....
ну как... с кочерыжкой внутри.
За это овечкой цепною
растерзаны сотни козлят
(недаром и брынзу... не помню,
овечки дают иль едят?)
Слезами я всё-таки брызну.
Я памятник делал, но вот
я вижу: ни мрамор, ни брынзу
творенье не переживёт.
(газ. «Литературная Россия»)
Любовь и автоматизация
как показываете пропуск на заводе.
...нас вовек не заразят
автоматической любовью!
Пётр ВЕГИН
Я знаю человека. Для науки
он безусловно ценный экземпляр:
стальная воля, золотые руки,
чугунный лоб и бронзовый загар.
Он подошёл ко мне: "Такое дело...
Вот ты писатель, инженер души.
А у меня любовь перегорела.
Разбито сердце. Как же быть? Реши".
Всё ясно: потерял сопротивленье,
(в виду имею радиодеталь).
А коленвал? Ну точно, скрип в колене.
И на лице оттиснута печаль.
"Нам не узнать бы друг о друге правды, –
я начинаю вкручивать мозги, –
но в книжке трудовой стоят награды
и по служебной лестнице шаги.
У нас образование – в дипломе.
Что значит ум, когда бумажки нет?
И что такое мы с тобою, кроме
того, что отражает документ?
Ты честен? Глянем в проездном билете.
Ты бережлив? Сберкнижку предъяви.
А что любовь... Она в какой анкете?
Ведь ни в какой. Так не было любви!
Твердят: душа. А как с тарифной ставкой?
На душу выдан пропуск, профбилет?
Любой из нас – лишь механизм со справкой.
А ты страдаешь... Оснований нет".
Ещё добавить я хотел, раздобрясь,
что сны хранятся в пачке "Люминал",
в бутылке – храбрость, в кофеварке – бодрость...
Но занят был, поршня себе менял.
Диссертация
а от эрудиции нет.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ
Вот он и она. Отчего-то
не смог он жениться на ней.
Итог – ни в какие ворота:
есть чувство, но нету детей.
А эта вот плачется: "Каюсь,
меня поразил он умом".
Дала эрудиция казус:
ребёнок родился потом.
А вон пожилые супруги –
любовь год от года слабей...
"И что мы нашли-то друг в друге?"
Нет чувства, но много детей.
Короче, по этим причудам
Большая работа нужна.
Вопрос эрудиции с чувством
ещё не исчерпан до дна...
Рискованные эксперименты
Рядом – плывут облака.
Вот я на самой макушке,
Выше макушки – рука.
Василий КАЗАНЦЕВ
В рифмах иссякну – в науку
новые факты внесу.
В форточку высунул руку –
люди столпились внизу.
Стало обидно вначале:
как же фортуна слепа!
Книгу напишешь – молчанье.
Фигу покажешь – толпа.
После почувствовал: мокро...
Море возможностей тут!
Что ни покажешь – посмотрят.
Что ни напишешь – прочтут.
А ведь сомненье торопит:
кончился мыслей запас…
Ставлю за опытом опыт
(очень рискую подчас).
Смотрят и смотрят под крышу.
Нет, не расстанусь с пером!
Жалко, никак не расслышу,
что произносят потом.
На главную_________________________________________________________К началу
Сайт создан в системе uCoz